biblus: (Default)
[personal profile] biblus
В 2013 году в журнале "Точка" появилась новая рубрика "Я помню: повседневная жизнь". Ее героями являются старожилы Брянска и области, которые делятся своими воспоминаниями.
Рубрику открывает рассказ Якова Иосифовича Фельдмана (92 года), всю жизнь проработавшего начальником бюро инвентаризации в Новозыбкове.

Яков Фельдман
на Яндекс.Фотках

 

Заготовщик верха обуви

Я помню себя с конца 20-х го­дов пришлого века. Тогда Ново­зыбков большей частью все еще оставался городом старообряд­цев и евреев. Храмы старообрядцев тогда власти лишь начали ломать. Мой брат ходил в государственную еврейскую школу-семилетку имени Свердлова, — вскоре ее закрыли. Жизнь в городке была тихая, смирная, без ярких событий.

Наша семья снимала часть дома у владельца Митрофанова на Набережной, напротив озера Зыбкое. Детей было шестеро, работу имел только отец. Че­ловек он был малограмотный, неразговорчивый, большой трудяга. Профессия его называлась «заготовщик верха об­уви». Вначале ему частник за­казы давал, потом — обувная артель «Коминтерн», в которую он поступил. У отца был дома высокий стол, на котором он и работал. Вырезал союзки, если надо — изготавливал верх сапо­га, но целиком изделие никогда не делал. Я думаю, он и не умел, такое было тогда разделение труда. Кожаная обувь тогда была только у городских, крестьяне обычно в лаптях ходили. Да, да и после революции! Денег на ко­жаную обувь у них не было.

На одном коньке

Мы жили бедно, одевались скудно, — я в домотканых шта­нах и рубашке в первый класс пошел, но все же ели мясо три раза в неделю. Обычно пять — семь семей объединялись и со­обща покупали теленка, козу или гуся. Так выходило значительно дешевле. Были завод­чики, на озере тогда гусей и уток держали во множестве, ну и про­давали тем, у кого деньги были. Дни рождения в семье мы не от­мечали, как и, к примеру, Новый год. Зато в школе ставили елку.

У меня был один конек. Не помню, откуда мне достался. Привязывал его веревкой и на одной ноге зимой по озеру катил, другой — отталкивал­ся. Весело! Летом мы играли в крокет, игру ныне совершенно забытую.

Первое чудо

Голод 34 года помню по тому, как отец весной стал опухать. Это я позже узнал: на работе ему какую-то похлебку давали, но он не ел, домой нам в горшке приносил. Про голод в деревнях рассказывали страшные вещи, но мертвых тел в городе я не помню. А с нами чудо случилось. Старший брат нечаянно приметил в ручье за старой баней золотое колечко с камешком. Принес до­мой, камешек оказался небольшим бриллиантом. В Торгсине за это кольцо матери дали мешок пшена, это пшено нас и спасло от смерти. Я хорошо помню сам мешок — плотный, из толстого холста. Из пшена мать варила каши, толкла и делала бабки. Я еще Колю Громыко друга своего по школе подкармливал.

Так что спас нас этот мешок да корова Машка. Если б не ко­рова, то точно сдохли. Машка давала молока немного, восемь литров в день. Тогда в Новозыбкове было два больших ста­да, но сами мы коров не пасли. Обществом нанимали пастухов, были тогда люди победнее, чем мы. Сено покупали — родители особо собирали деньги — по осени на Сенном базаре у кре­стьян. Самим тогда его накосить было негде, вся земля поделена, не сунешься. Впрочем, в Новозыбкове все же давали карточки (полкило хлеба с остьями в день на работающего, — у нас был один работник, и триста граммов на иждивенца). А в деревне никаких карточек не давали.

Ученый

У меня в детстве была кличка «Ученый», потому, что очень чи­тать любил. Возьму в библиотеке книжку про Пинкертона какого-нибудь и со свечкой на печку. А мать ругается, что я зря свечку жгу. Между прочим, много поз­же, после войны, я и жену себе нашел в новозыбковской библи­отеке, — она там работала.

Проявлений антисемитизма я в ту пору не помню. К тому же, Новозыбков был русским, а не украинским городом. У меня все друзья были русские. Родители меж собой говорили на идиш, а с нами на русском. Идиш похож на немецкий, так что позже у меня с немецким языком не было ника­ких проблем.

Все наши учителя в школе были, так сказать, старого при­зыва. И как теперь понимаю, очень профессиональные. Михайлец, дядька с огромными усами — по химии, по естествоз­нанию — Вишневецкая, по рус­скому и литературе — Чекалова. Мы учились с удовольствием. В начале тридцатых годов классы попробовали делить — на клас­сы мальчиков и девочек, но по­том от этой идеи отказались. В Новозыбкове было семь школ. Учебники мы покупали один на несколько учеников, да их и не­просто было купить.

Улица на улицу

Была забава — бились ули­ца на улицу. Наша Набережная дралась с улицей Нариманова, Урицкого. А в районе у станции жили совсем чужие люди, мы туда не ходили. Дрались до пер­вой крови. Между прочим, у нас на улице предводителем была Роза Хайкина. Отчаянная! Она потом стала примой в передвиж­ном еврейском театре. Вышла замуж за главного режиссера.

37-й год нашу семью мино­вал. Родители малограмотные, завидовать им было не в чем, и потому писать на них некому, газету мы не выписывали — не по средствам. Позже понял, что тогда брали, в первую очередь, людей грамотных, партийных чиновников. Грубо говоря, тех, кто «высовывался», — подрав­нивали, так сказать, пейзаж.

Первый костюм

Первый Костюм мне постро­или у знакомого портного к вы­пускному вечеру в мае 1938 года. Он был из солдатского сукна, по­крашенного в коричневый цвет, добытого в Клинцах с местной фабрики. Тогда ж просто так ни­чего нельзя было достать. Ткань была такая грубая, что Лиза Дыскина, девушка, с которой я дружил, предупредила, чтоб я близко к ней не подходил в этом «кусачем» костюме. Она в войну ушла в партизанский отряд и по­гибла. Ну, а я тогда был счастлив — первый в жизни костюм. Я не­плохо учился, но отличником не был. Все наши отличники — чет­веро — позже погибли в войну.

Летом в 1938 я уехал еще с четырьмя друзьями поступать в Москву, в институт транспорта имени товарища Сталина. Мы сдали экзамены, но не были за­числены из-за отсутствия обще­жития. Что делать? Но там в Мо­скве нас перехватил вербовщик из Белорусской сельхозакаде­мии. И уговорил. Она находилась в городке Горки Могилевской области. Я стал учиться на землеустроителя, хотя ранее для себя вовсе этого не планировал. Потом оказалось — профессия на всю жизнь. Как раз в тот год была введена плата за учебу в вузе, для провинции — 150 ру­блей. Отец дал деньги, он тогда зарабатывал 500 рублей в месяц.

Второе чудо

Перед войной в Новозыбкове я бывал наездами, нечасто. Мно­го позже я узнал, что наша семья осталась живой чудом. Старики сомневались, надо ли уезжать неизвестно куда, говорили, что в Первую Мировую в 1918 году немцы вели себя в Новозыбкове прилично. Но тут по московско­му радио человек, оставшийся в живых, рассказал о массовых расстрелах евреев под Минском. Оказалось, это знакомый моего дядьки. Это было второе чудо. Тогда наши собрались и ушли. Они пешком дошли до Саратов­ской области. Отец там работал конюхом в колхозе. А те, кто остались в Новозыбкове, были вскоре фашистами уничтожены. По официальной справке, под городом было расстреляно 2512 евреев. Но, думаю, убитых было больше. Мой старший брат по­гиб на фронте. И я был призван, но остался жив. Вообще из на­шего выпускного класса погиб каждый второй.

На всю жизнь

После войны вернулся в Но­возыбков. Мне предложили в горкомхозе должность заведу­ющего бюро инвентаризации. Как позже оказалось, получил работу на всю жизнь. Правда, в партию, хоть я и был начальник, пусть и небольшой, — не вступил. Каждый раз, когда предла­гали, говорил, что пока не досто­ин. А еще нам повезло. Архив по инвентаризации (общие планы города, планы домов) — пять мешков документов — в войну перетащила к себе домой и со­хранила сотрудница бюро Катя Сыромятникова. Этот ее посту­пок, конечно, позже никем не был поощрен. Но не наказали, не посадили, и то счастье. В этом бюро нас работало трое, мы очень много работали, но справлялись. Зато, когда ушел, в бюро набрали 12 человек, и говорят, сегодня там очереди!

Женился

В 1946 году я женился. Тогда не было обычая широко отме­чать такие события, да и не на что. Я нашел съемную квартиру. Вся свадьба — нас двое и друг- фронтовик, свидетель. На столе — бутылка кагора, вареная кар­тошка да селедка. Нормально! Я легко пережил два обмена денег в 47 и 61 годах, потому что у меня никогда даже сберкнижки не было. Помню, объявили обмен, я отправился в парикмахерскую и последнюю красненькую трид­цатку на стрижку потратил.

Кстати, про отмену карточек в 47 году многие сегодня неточно вспоминают. Мол, карточки от­менили, и все сразу появилось. Вовсе нет. Тут же резко повыси­ли цены, и везде и за всем воз­никли очереди. По ночам стояли. И моя жена стояла. За мукой, за сахаром. По крайней мере, в Но­возыбкове именно так было.

Непьющий

Что сложного было на моей работе — я был малопьющий. Уже тогда, с пятидесятых годов, на всех мероприятиях взялись крепко выпивать, ну и началь­ство, в первую очередь. В райи­сполкоме я был единственный еврей. Но не в этом дело, а в том, что не пить было нельзя, иначе со всеми рассоришься. А для меня это мука. Прихожу домой, а жена, извините, уже ведро при­готовила.

Сегодня часто ругают чинов­ников. Коррупция, незаконные доходы. А тогда в провинции этого практически не было, бо­ялись люди тюрьмы и сумы. Моя зарплата всегда была скромная. Телевизор мы смогли купить только в 65 году, а до этого мои дочери ходили на телевизор к соседу Соловьеву. Он был дам­ский парикмахер и зарабатывал очень хорошо, уж точно больше меня, чиновника. К нему на дом женщины приходили делать перманент. Все хотели быть кра­сивыми…

Записал Ю. Ф.
Опубликовано в журнале "Точка!", № 1, 2013 год.

P. S. Надеюсь, эти рассказы станут неплохой альтернативой "Заметкам брянского старожила", которые пока что-то больше не находятся.


This account has disabled anonymous posting.
If you don't have an account you can create one now.
HTML doesn't work in the subject.
More info about formatting

Profile

biblus: (Default)
biblus

June 2013

M T W T F S S
     12
3456789
101112 13141516
17 181920212223
24252627282930

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jun. 11th, 2025 09:39 am
Powered by Dreamwidth Studios