Дорогие мои учителя

[biblus]

Заметки брянского старожила. Воспоминания о преподавателях Брянского лесохозяйственного института (ныне БГИТА) 1950-х г.
ОКЕАНЫЧ
Одной из самых оригинальных лично­стей в 50-е годы слыл лаборант кафедры физики и механики БТИ Океанов, или, как его называли студенты, Океаныч. Океаныч имел атлетическое сложение, сократовских размеров лысый череп и длинный тонкий нос между лохматых бровей. Вид его был величав, но глаза выдавали скромность души. Океаныч нигде не расставался с потертым портфелем, в ко­тором, по слухам, хранилась его, пока не оцененная, диссертация. В диссертации была разработана какая-то новая кванто­вая теория, опубликование которой поста­вило бы вверх ногами все основы физики. Как-то, будучи на практике, студенты выкрали загадочный портфель у спящего Океаныча.
В портфеле покоилась смена белья, четыре бутылки из под кефира, две папки, набитые вырезками из технических журналов. Утром Океаныч перевернул все общежитие и выглядел самым несчастным ученым на белом свете. Успокоился он, только убедившись в полной сохранности содержимого портфеля. Когда мы восторгались сложностью элект­рических схем, собранных им для лабора­торных работ, Океаныч довольно улы­бался и говорил, что собирает их с закры­тыми глазами. Каково же бывало его отчаяние, когда студенты специально пута­ли клеммы на схемах.

РОЗОВСКИЙ
Розовский вел курс сопротивления мате­риалов. Лекции его слушались с большим интересом, так как он пересыпал скучные формулы анекдотами и каламбурами. Он был большой знаток основ религии и очень оригинально трактовал догмы «Ветхого завета». Особенно удавались ему рассказы о первородном грехе.
Его страстью было выследить пользую­щегося шпаргалкой студента. Однажды он подкрался к поглощенному списыванием недотепе и, нырнув под стол, выхватил оттуда учебник. Когда он с учебником в руках выпрямился, то ударился головой о раскрытую форточку. Удар был так силен, что свалил его с ног.
— Кто меня ударил больно по голове... сзади? — спрашивал он, сидя на полу и держа двумя руками на глазах растущую шишку.
Бросил он нас неожиданно, так и не дочитав курса. А дело было так. Низко над городом пролетел диковинный в то время аппарат — вертолет. Студенты бросились к окнам и даже закричали «ура». Когда вертолет улетел, а возбужденные студенты заняли свои места, Розовского на кафедре не оказалось. Не нашли его ни в деканате, ни вообще а институте.
Его обнаружили дома, но он наотрез отказался продолжать у нас лекции, зая­вив, что, если его предмет неинтересней вертолета, ему нам сказать больше нечего.

КАПЕЛЬ
Александр Давыдович Шустеров не был преподавателем института, он был просто руководителем институтского духового оркестра. Труд его был поистине титаническим, потому что в духовой оркестр, как правило, почему-то записывались лишен­ные слуха и музыкальных способностей студенты. И Капелю, как называли Шустерова, нужно было в максимально короткий срок научить их не только извлекать звуки, но и исполнять гимн Советского Союза и пару маршей для демонстраций. Лучше же всего музыканты осваивали похорон­ные марши и подрабатывали на «жмурах». Вероятно, поэтому на двери помещения духового оркестра какой-то остряк напи­сал: «Похоронное бюро «Добро пожало­вать».
Духовой оркестр репетировал в котель­ной института. От нестройного напора духовых инструментов осыпалась с потол­ка штукатурка и срывалось пламя на газо­вых горелках котлов. Монументальная фигура Капеля выражала непримири­мую решительность добиться стройности звучания. Он утирал огромным, как про­стыня, платком лысину. — Ой, мама, роди меня обратно! — обессилено вздыхал Капель, грустно глядя на облезлые раструбы инструментов и пред­ставляя, какой позор падет на его голову, если оркестранты собьются перед «прави­тельственной трибуной» на параде. Ка­пель клал на пюпитр галошу и грозился запустить ею в этот «жопкин хор», как он в сердцах называл оркестр.
- Куда ты смотришь? — обращался он к тенору, — смотри на меня! Я тебе дирижер или дирижобель?
- Гарик, — кричал он альтисту, — ты можешь сыграть ис-тат-та-та?
- А я так и играю!
- Нет, ты играешь ис-тат-ти-ти!
- Нет, ис-тат-та-та.
- Филон! — Капель поднимал над го­ловой галошу.
Присутствовать на репетициях Капеля было одно удовольствие.
- Вы понимаете, что такое тутти? ТУТТИ — это со всей мочи дути! — объяснял он оркестрантам.
- Да не «доселева» играем, а «до сенио!» И не «отселева» а «от сенио». Сенио, болваны!
— Я сказал играть «от фонаря», а не «до фонаря!» От сенио до сенио и от фонаря на птичку — и на коду! А вы мне играете отселева доселева и не от фонаря, а до лампочки!
Худо-бедно Капель доводил духови­ков до нужной кондиции, и те браво исполняли марши на парадах. Последние годы Шустеров преподавал в музучилище. Он поименно помнил своих первых учени­ков, начисто лишенных музыкальных спо­собностей, но горящих страстным желанием шагать впереди колонн.

МУЗА
В перерывах между лекциями или по их окончании мужская половина студентов старалась побыстрее выскользнуть из аудитории и занять места вдоль ле­стничной клетки. Директор института, не понимая этой коллективной страсти, мно­гократно спрашивал, чем это лестница так притягивает их. Студенты опускали глаза, отшучивались или молчали.
Хитрый Григорий Никитич как-то раз, как бы случайно, тоже задержался на лестнице, заняв место среди студентов. Вдруг сверху по рядам пошло какое-то напряжение. По лестнице, просвечиваемая насквозь через шелковое платьице лучами солнца, бьющими из окон, спускалась Муза. Григорий Никитич открыл рот и вместе со студентами минуту стоял, очарованный этой прелестью, а затем со свойственной ему прямотой заявил:
— Ну, ты мне всех студентов соблаз­нишь!
Муза Филипповна Прожеева, препода­ватель кафедры иняза, была ненамного старше студентов. Смуглая, стройненькая, с мушкой-родинкой над верхней губой, она выделялась среди окружающих не только красотой, но и какой-то оригиналь­ностью, нестандартностью. Поговаривали, что она не то болгарка, не то гречанка. Влюблены в нее были, если не все, так точно добрая половина студентов. Помню, как все переживали, когда она вышла замуж, и хотели видеть ее мужа — это должен был быть принц. Оказалось — обычный человек. Муза и теперь еще встречается мне на улице: она, как прежде, хороша...

ТАИСИЯ СЕМЕНОВНА

Таисия Семеновна Иванова, зав. кафедрой физвоспитания института, в то время совсем недавно преодолела студенческий возраст. Она была из тех немногих женщин, чье имя было на слуху у горожан. Она была исключительно красива. Она была еще и спортсменка, а спортсмены в 50-е годы пользовались особым уважени­ем и славой. При Таисии Семеновне маленький спортзал института был пере­полнен. Главной задачей было выкроить время, чтобы его хватило для занятий всем желающим. В институте при ней были сильнейшие в области баскетболистки, гимнасты, легкоатлеты.
Казалось, Таисия Семеновна не уходила домой из спортзала, заражая всех своим, энтузиазмом и ослепительной белозубой улыбкой.
Встретил ее недавно,  такую же стройненькую, подтянутую, как и 30 лет назад, она спешила на занятия оздоровительной секции в областную больницу. До сих пор предана своему делу.

А СПУТНИК СОВЕРШАЕТ ОБИЛИЕ ПОВОРОТОВ...
М. М.Добровольский, зав. кафедрой ме­ханики, полный, интеллигентного вида ученый, вел курс «Теория машин и меха­низмов». Он был увлечен этой теорией. Рассказывал о ее законах и премудростях, как будто пел под балконом у любимой. Одним из его приемов привлечения внимания был удар с разбега полутора­метровой металлической линейкой по доске с возгласом:
— А теперь проводим параллельную линию!
Иногда линейка стреляла с силой проти­вотанковой гранаты, напрочь отбивая же­лание дремать во время посвящения в таинства теории машин и механизмов. Как большинство ученых мужей, Добро­вольский обладал множеством странно­стей. Он мог, встретив в коридоре сту­дента, остановить его и авторитетно зая­вить:
- А вот я в ваши годы, молодой человек, прыгал выше всех и всегда забивал мяч головой!
Когда к нему на кафедру студенты отправили делегацию с целью упросить его уменьшить объем курсовой работы, он удивленно выслушал их и заявил, как бы разговаривая сам с собой:
- А какое совершает обилие поворо­тов спутник вокруг земли?
Одним из первых в Брянске он купил мотороллер «Тула». Душа эксперимента­тора взяла в нем верх над автолюбителем, и он, взгромоздившись на чемоданоподобный мотороллер и посадив сзади себя еще полутораметрового полуглухого деда Кирилленко, преподавателя технологии металлов, стал описывать во дворе инсти­тута восьмерки, объясняя действия цент­робежной и центростремительной сил.
Пока до Кирилленко дошло, как дей­ствуют эти силы, и в какую сторону надо наклонять тело, преодолевая их, Добро­вольский на крутом вираже выкинул старика в клумбу. Целый семестр тот провел в гипсе...

Н. Непомнящий
Опубликовано в газете "Брянское время"