![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Свои воспоминания о преподавателях послевоенных лет славного Брянского лесохозяйственного (ныне БТИ) института хочу начать с Григория Никитича Моисеева.
Одних запоминаешь по имени-отчеству, других — по фамилии, но хоть убей, не можешь вспомнить имени. А есть люди, которые запоминаются полностью, и уже нельзя отделить или отбросить что-то: они звучат только полностью, в полном наборе. Почему так, объяснить не берусь.
Такой незабываемой личностью был директор лесохозяйственного института Григорий Никитич Моисеев — «отец родной», как называли его студенты. Что верно, то верно: был он студентам и родным отцом, и старшим товарищем, и добрым другом. Послевоенные студенты-фронтовики, жившие на одну стипендию, запросто одалживали у него деньги, а некоторые даже столовались или чаевничали за его щедрым столом. Невысокого роста, с приветливой улыбкой на полноватом лице и вечной хитринкой в голубоватых мальчишеских глазах, он, особенно в старости, ходил, не расставаясь со своей супругой.
— Она у меня геройская женщине, — С гордостью говорил Григорий Никитич, указывая на жену. - Я когда в леспромхозе работал, бывало снег, мороз, рабочие лес грузить по ночам отказывались после дня работы. Так она первая лезет громадные бревна ворочать. А нам уже стыдно отставать — и мы за ней!
Незадолго до кончины Моисеев вспоминал:- Я ни одного студента в жизни не исключил из института. Бывало, осудят, а я подожду, пока официальная бумага не придет. А вдруг ошибка? Выпустят человека, а я его уже исключил?!
Не каждый знает, сколько Григорий Никитич потратил сил и скольким студентам он помог. Учился после войны в институте И. Смольянинов. Отец его был репрессирован в 1937 году, сам он с 14 лет был на фронте, пришел раненым, на руках мать-инвалид и младшая сестренке. Григорий Никитич устроил его кочегаром в котельную, затем диктором на радио. И. Смольянинов окончил институт, защитил диссертацию.
А еще был студент Майоров, который осмелился в то время доказывать, что колхозы ведут к полному разорению крестьян. Естественно, Майоров попал под колпак КГБ. Сколько потребовалось Григорию Никитичу сил, чтобы отстоять студента!
Несмотря на возраст и положение, Григорий Никитич сохранял какую-то детскую непосредственность и озорство. Работал в институте преподаватель С. Маев- ский. Григорий Никитич каждое утро по пути на работу заходил в подъезд к Маев- скому, звонил в квартиру и, как мальчишка, прятался.
Представьте себе, каково же было состояние Маевского, когда однажды, желая проучить проказника, он выскочил из квартиры на очередной звонок и схватил за ворот... своего же ректора!
Григорий Никитич прекрасно разбирался в людях. Студент Иван Хрысков, комсорг института, по любому поводу и без повода лез на трибуну, лишь бы она стояла, эта трибуна, и рядом сидел президиум. Григорий Никитич, помнится, после очередного выброса с трибуны Хрысковым обычных дежурных лозунгов доверительно делился с нами:
— Вот видите, Хрысков без голоса, а петь рвется. Если его петь научить — далеко пойдет!
Как в воду глядел Григорий Никитич: Иван Хрысков после окончания института далеко пошел – инструктором ЦК комсомола стал и даже советником ООН. Григорий Никитич никогда не юлил. Говорил в глаза. Всё, что думал. Меня он называл не иначе как «капельдудка» за то, что я играл на кларнете. Помню, он знакомил с институтом назначенного на должность заведующего спецкафедрой генерала Сандалова. Я не успел вовремя ретироваться и попался на глаза Григорию Никитичу, когда они с генералом «инспектировали» туалет.
- Стой, капельдудка! – закричал Григорий Никитич и, обращаясь к генералу: - Во, смотри, какие у меня тут засранцы учатся! И расхохотался, повергнув старого служаку в полное недоумение!
На экзаменах Моисеев запускал сразу всю группу или даже поток студентов. Придирчиво высматривал самую ядреную девицу и спрашивал:
- А ты, красавица, замужем?
- Нет.
Брежневские брови Григория Никитича возмущенно взлетали к мужской половине аудитории:
- А вы куда смотрите, женихи, тоже мне! Куда ваши глаза только глядят? Ну, давай, красавица, зачетку.
И он ставил изумленной красавице «отлично». Всем остальным даже за отметку «удовлетворительно» нужно было еще попотеть.
В то время в институте бурлила жизнь. В спортзале переполненные секции боролись за каждую лишнюю минуту занятий, репетировали кружки самодеятельности, вечерами «крутили» фильмы или давали концерты, дважды в неделю проводились танцевальные вечера, выпускались стенгазеты, световые и звуковые радиогазеты.
Мы даже не предполагали, что во всей этой веселой студенческой жизни основная роль принадлежит нашему Григорию Никитичу. Это мы узнали только в 1958 году, когда Моисеева сняли с работы, а ректором назначили В. Панфилова. Вся общественная жизнь мгновенно как бы ушла в подполье. Мы не знали причин, по которым произошла смена ректора, и могли только догадываться, какому нажиму подвергался ректор со стороны институтской парторганизации и основной воспитательницы коммунистической идеологии — кафедры марксизма-ленинизма. Как-то Григорий Никитич сказал нам:
- А у нас на кафедре марксизма- ленинизма половина раненых в ногу, половина в голову.
Очень образно, если иметь в виду, что там действительно работали трое преподавателей-инвалидов войны, а остальные — бывшие партийные и советские работники.
Мне рассказывали, что на одном из обкомовских пленумов, в перерыве, увидев сходящего с трибуны второго секретаря обкома, Григорий Никитич довольно громко сказал:
- Велика фигура — да дура!
Тот поворотил в его сторону голову. Сидевшие вокруг заслуженные партийцы в страхе бросились укрываться за спинки кресел, вызвав гомерический смех Григория Никитича.
Н. Непомнящий.
Статья опубликована в газете "Брянское время", № 51, 1993 г.